Протоиерей Алексий Попов

Фрейлина-исповедница: житие Натальи Модестовны Фредерикс. Часть 3. Подвиг исповедничества

Публикуем заключительную часть книги протоиерея Алексия Попова о святой исповеднице нашего края.

 

Ссылка

1 октября 1924 года она прибыла в Кемский пересыльный пункт, о чём свидетельствует регистрационная карточка. Со всех концов страны осуждённых доставляли сюда, чтобы затем переправлять на Соловки. Располагался пункт в бывших казарменных и складских помещениях, возведённых английскими солдатами в период Гражданской войны.

По свидетельству заключённых, то было ужасное место. За колючей проволокой и высокими заборами стояли длинные деревянные бараки, везде царила антисанитария, узники буквально по колено утопали в грязи. Среди всего этого хаоса и беспорядка находился кое-как построенный женский барак, разделённый переборками на несколько небольших отсеков.

Первая комната была обустроена под кухню, во второй вдоль стен стояли лавки для отдыха заключённых — здесь они проводили почти целый день. Третья комната была самой большой, но одновременно и самой тесной. Никакого отопления, кроме маленькой буржуйки на кухне, не было.

Наталью Модестовну привезли сюда уже в самом конце навигации, когда морем ещё можно было доплыть до Соловецких островов.

Из личного дела святой исповедницы следует, что в СЛОН она прибыла 25 октября 1924 года и была определена в первое отделение лагеря, где концентрировалась основная масса заключённых. Размещалось оно в стенах монастыря в Кремле; женщины содержались в отдельном бараке в бывшей монастырской гостинице. (Этот барак сохранился до наших дней. На первом этаже сейчас живут трудники монастыря, а на втором —жители посёлка Соловецкий, к обители никакого отношения не имеющие.) В это время Наталье Модестовне шёл 61-й год.

Свидетелем её подвига был писатель Борис Николаевич Ширяев (†1959), отбывавший срок на Соловках одновременно с нею. Впервые свою статью о баронессе Фредерикс «Подвижница (отрывок из воспоминаний)» он написал в Крыму, и напечатана она была 11 июня 1943 года в оккупированном немецко-румынскими войсками Симферополе в газете «Голос Крыма». В книге «Неугасимая лампада», законченной в 1950 году (издана в 1954-м) Ширяев посвятил ей целую главу под названием «Фрейлина трёх императриц». И хотя автор, как и некоторые другие узники Соловков, принимал героиню своего повествования за другую баронессу — «сестру министра самого пышного в Европе двора» Марию Петровну Фредерикс (на самом деле скончавшуюся в Ялте ещё в 1903 году), однако обстоятельства лагерной жизни Натальи Модестовны и её смерти воспроизвёл весьма точно, что подтверждается и другими воспоминаниями. А слово «фрейлина» стало прочно ассоциироваться с нею, хотя документального подтверждения того, что она была фрейлиной, не имеется.

 

Жизнь на каторге

По свидетельству Ширяева, основными видами «женского» труда в Соловецком лагере были работа в прачечной, в канатной мастерской на торфоразработках и на кирпичном заводе. Тяжелейшее занятие — формовка и переноска сырца — по названию популярной дворовой песни «весело» именовалось «кирпичиками». Чтобы избежать его, женщины пытались всеми правдами и неправдами уговорить лагерное начальство. Те же, кто попадал на кирпичный завод, через два-три месяца катастрофически подрывали своё здоровье. Баронесса Фредерикс ни о чём лагерное начальство не просила и тотчас по прибытии была назначена на «кирпичики».

Можно лишь догадываться, каково было не привыкшей к подобному женщине на седьмом десятке лет подымать двухпудовый груз. «Её товарки по работе ликовали:

— Баронесса! Фрейлина! Это тебе не за царицей хвост таскать! Трудись по-нашему! — хотя мало кто из них действительно трудился до Соловков.

Они не спускали с неё глаз и жадно ждали вопля, жалобы, слёз бессилия, но этого им не пришлось увидеть. Самообладание, внутренняя дисциплина, выношенная в течение всей жизни, спасли баронессу от унижения. Не показывая своей несомненной усталости, она доработала до конца, а вечером, как всегда, долго молилась, стоя на коленях перед маленьким образком.

Моя большая приятельница дней соловецких, кронштадтская притонщица Кораблиха, баба русская, бойкая, зубастая, но сохранившая „жалость“ в бабьей душе своей, рассказывала мне потом:

— Как она стала на коленки, Сонька Глазок завела было бузу: „Ишь ты, Бога своего поставила, святая какая промеж нас объявилась“, — а Анета на неё: „Тебе жалко, что ли? Твоё берёт? Видишь, человек душу свою соблюдает!“ Сонька и язык прикусила.

То же повторялось и в последующие дни. Баронесса спокойно и мерно носила сырые кирпичи, вернувшись в барак, тщательно чистила своё платье, молча съедала миску тресковой баланды, молилась и ложилась спать на свой аккуратно прибранный топчан. С обособленным кружком женбарачной интеллигенции она не сближалась, но и не чуждалась и, как и вообще не чуждалась никого из своих сожительниц, разговаривая совершенно одинаковым тоном и с беспрерывно вставлявшей французские слова княгиней Шаховской, и с Сонькой Глазком, пользовавшейся в той же мере словами непечатными. Говорила она только по-русски, хотя „обособленные“ предпочитали французский» (Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада. — М.: Столица, 1991, с. 280).

В один барак селили женщин самого разного социального происхождения. Здесь были и державшиеся обособленно аристократки, много было уголовниц — наркоторговок, контрабандисток и притонодержательниц.

О том, как трудно приходится на каторге человеку из высшего общества, писал Ф. М. Достоевский: «Нравственные лишения тяжелее всех мук физических. Простолюдин, идущий в каторгу, приходит в своё общество, даже, может быть, ещё в более развитое. Он потерял, конечно, много — родину, семью, всё, но среда его остаётся та же. Человек образованный, подвергающийся по законам одинаковому наказанию с простолюдином, теряет часто несравненно больше его. Он должен задавить в себе все свои потребности, все привычки; перейти в среду для него недостаточную, должен приучиться дышать не тем воздухом… Это — рыба, вытащенная из воды на песок… И часто для всех одинаковое по закону наказание обращается для него в десятеро мучительнейшее. Это истина… даже если б дело касалось одних материальных привычек, которыми надо пожертвовать» (Достоевский Ф. М. Собрание сочинений в 15 тт. Т. 3. — Л.: Наука, 1988, с. 68).

Но Наталья Модестовна и вблизи трона, и в своём имении, и в женбараке была одной и той же — с чувством собственного достоинства и неразрывно связанным с ним уважением к человеческой личности, предельным самообладанием и глубоким сознанием своего долга.

К окружающим она относилась доброжелательно, вне зависимости от того, кто перед ней — аристократка или воровка. Сама же она оставалась аристократкой в лучшем значении этого слова. И в лагере, в смраде и хаосе женской ругани и потасовок она была той же, какой её видели при дворе. Став каторжанкой, она смирилась со своей участью, приняла волю Божию о себе как крест, который следует нести без ропота, слёз и жалоб, не оглядываясь назад. Поначалу каторжанки издевались над ней, завидуя её прошлой жизни, но со временем выпады против баронессы повторялись всё реже.

Окончательный перелом наступил после того, как Наталью Модестовну выбрали на должность уборщицы камеры. Уборщица следила за порядком в женбараке, носила дрова, воду, топила печь, — по сравнению с «кирпичиками» работа была нетяжёлой, но требовала аккуратности и ответственности. Для неё такое назначение было милостью.

«Заняв определённое социальное положение в каторжном коллективе, баронесса не только перестала быть чужачкой, но автоматически приобрела соответствующий своему „чину“ авторитет, даже некоторую власть, — писал Б. Н. Ширяев. — Сближение её с камерой началось, кажется, с консультации по сложным вопросам косметических таинств, совершающихся с равным тщанием и во дворце, и на каторге. Потом разговоры стали глубже, серьёзнее… Нарастающее духовное влияние баронессы чувствовалось в её камере всё сильнее и сильнее. Это великое таинство пробуждения Человека совершалось без насилия и громких слов. Вероятно, и сама баронесса не понимала той роли, которую ей назначено было выполнить в камере каторжного общежития. Она делала и говорила „что надо“, так, как делала это всю жизнь. Простота и полное отсутствие дидактики её слов и действия и были главной силой её воздействия на окружающих» (Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада, с. 283).

Ещё об одном эпизоде упоминает вскользь летописец первых лет СЛОНа генерал И. М. Зайцев: «Семейные командиры соловецкого полка берут арестанток из числа высшей аристократии к себе в качестве бонн и гувернанток к своим детям. Так, например, баронесса Фредерике (так в тексте. — Авт.) была гувернанткой, а также некоторые другие аристократки. Курьёзно, что высшие аристократки должны воспитывать коммунят» (Зайцев И. М. Соловки: Коммунистическая каторга или место пыток и смерти. Из личных страданий, переживаний и впечатлений. — Шанхай: Слово, 1931, с. 31–32).

 

Служение умирающим

В начале 1926 года на Соловках вспыхнула страшная эпидемия сыпного тифа, срочно понадобились сёстры милосердия. Начальница санитарной части Соловецкого лагеря М. В. Фельдман не хотела назначать на эту смертельную работу силой. Она пришла в женбарак и уговаривала обитательниц идти добровольно, обещая жалование и хороший паёк. Женщины стояли молча. Желающих не нашлось и тогда, когда врач взывала к совести, прося помочь умирающим. В это время в барак вошла Наталья Модестовна и, узнав в чём дело, сразу же предложила свою кандидатуру. Фельдман поинтересовалась её образованием и опытом работы, на что та ответила: «Я работала три года хирургической сестрой в Царскосельском лазарете». Вслед за нею записалось ещё несколько женщин, среди которых, однако, не было ни одной из аристократок, хотя те много говорили о христианстве и своей религиозности.

Баронессу Фредерикс назначили старшей медсестрой. Это давало ей возможность быть подальше от больных, но она ею не пользовалась, а работала днём и ночью так же тихо и спокойно, как таскала кирпичи на заводе, так же аккуратно, как несла свои дежурства при императрице. Работа была тяжёлой, персонала не хватало, больные лежали на полу на деревянных стружках, и сёстры руками выгребали из-под них нечистоты…

«Это её последнее служение было не самоотверженным порывом, но следствием глубокой внутренней культуры, воспринятой не только с молоком матери, но унаследованной от ряда предшествовавших поколений» (Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада, с. 285). Приумноженных, добавим мы, на пути духовного возрастания в молитве, вере и жертвенной любви.

Сохранилось уникальное свидетельство Александры Сергеевны Анзеровой, работавшей в тифозном бараке вместе с Натальей Модестовной. Приведём его полностью.

«Зима 1925/26 года принесла много жертв. В декабре появились первые известия о заболевших брюшным тифом. Эпидемия вспыхнула сразу в нескольких местах. Небольшое помещение лазарета было вымыто и подготовлено для новых больных. Врач уехал на осмотр больных на Анзер (в 20 километрах от монастыря) и вернулся оттуда с высокой температурой и ярко-красными пятнами на груди. Так болезнь попала к нам. Пожилая баронесса Ф[редерикс] и я попросили разрешения ухаживать за больными и, получив его, отправились в тифозный изолятор.

Я никогда не забуду трёх первых больных, которые лежали вместе в одной комнате. Одним из них был австрийский врач, который, будучи военнопленным, жил в Сибири, другим — молодой карманник, а третьим — епископ.

Епископ Агапит лежал на деревянном каркасе с мешком соломы. Под подушкой у него я заметила маленький свёрток. Это был чистый носовой платок, в котором были завернуты епитрахиль и записка. Я прочла её: «Прошу покрыть меня на собственных похоронах этой епитрахилью». Я положила свёрток обратно. (Прим. — речь может идти о ком-либо из следующих лиц, отбывавших в первой половине 1920-х годов небольшие сроки заключения в СЛОНе: архиепископе Серафиме (Мещерякове; †1933) (см. База данных ПСТГУ «За Христа пострадавшие») либо епископе Серафиме (Протопопове; †1937) (см. там же). Имя же архиерея мемуаристка за давностью лет спутала с именем иеромонаха Агапита (Рогозина; †1942) из числа Соловецкой братии, оставшейся в обители после открытия в ней лагеря, который в 1923–1929 годах служил настоятелем церкви преподобного Онуфрия Великого на монастырском кладбище (см. там же)).

Каждый новый день приносил новые жертвы. Эпидемия распространялась по всему острову. В тифозный барак привозили красноармейцев, осуждённых и даже некоторых сотрудников лагерной администрации. Наш остров был окружён льдами. Никто не мог покинуть его до весны. У нас с баронессой Ф. не было ни единой свободной минуты. Ночью одна из нас, полностью одетая, ложилась спать, а другая вела ночное дежурство. Комнаты были наполнены сиплыми криками, молитвами и проклятьями бьющихся в лихорадке людей.

За одним больным нам пришлось гнаться до монастырского двора, куда он бежал босой в лихорадочном припадке. На смену одному умершему привозили двух новых заболевших. Работать приходилось в полном смысле не покладая рук. По нашим рукам и по стенам ползали вши, против которых мы были просто бессильны.

В помощь нам была приставлена только одна женщина. Она мыла пол и посуду. Кроме неё, нам никто не помогал в этой тяжёлой и опасной работе. Каждые три часа мы должны были промывать горло пациентов раствором глицерина для предотвращения язв. Некоторые сопротивлялись, не понимая в бреду, зачем им это надо. С криками и кулаками они отталкивали нас, не давая помочь себе.

Все заметили, что чаще смерть приходила на рассвете. Мы уже боялись его. С восходом солнца многие больные забывались от истощения, и лихорадка немного отступала. Мы переходили от одного пациента к другому, мерили пульс, знали, что тому, кто оказался в эту ночь слабее, надо сделать спасительную инъекцию, но чаще все наши усилия были напрасны.

Епископ Агапит, наш первый пациент, поправился и в стабильном состоянии был переведён в свою камеру. Он часто навещал нас, когда весь лагерь погружался в сон. В эти часы никто не видел, как священнослужитель пробирался в темноте в опаснейшее по тем временам место — в лазарет. Два едва слышных удара в дверь, и мы впускали его. Епископ был ещё очень слаб, но всё равно приходил каждую ночь к нам. Он приходил к умирающим и отпускал им грехи.

Среди таковых был и скандально известный своей жестокостью чекист, который был сослан на Соловки за растрату государственных средств. Он был при смерти и метался в лихорадке на жёсткой соломе. Постепенно дыхание его становилось всё тише. К нему подошёл епископ Агапит. Умирающий, еле дыша, с трудом произнёс:

— Батюшка, я должен умереть, будет ли Бог милостив ко мне?

Архиерей склонился над мужчиной. Они довольно долго перешёптывались, но в конце я чётко услышала слова отца Агапита:

— И аз, недостойный архиерей, властию Его мне данною прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих, во имя Отца и Сына и Святого Духа!

Он причастил его. Скорее всего, молодой человек долгое время не исповедовался. К утру он умер. На лице его была улыбка. Бесчеловечный чекист по-человечески был отпущен в иной мир.

Прошло три месяца, но эпидемия в лагере не утихала, больше того — она набирала силу, распространяясь всё дальше и дальше. Однажды утром, в середине марта, баронесса Ф. не смогла встать с кровати. В полном бреду она никого не узнавала. Два дня спустя на её теле появились жуткие красные пятна. Я помню только первый день её болезни, потому что на второй день заболела сама. Хорошо помню тот день, я жутко боялась чёрной кошки. На самом деле, в лагере была маленькая чёрная кошечка, которая жила в башне, куда наспех складывали до погребения трупы, и обгрызала им носы… Ночью к нам пришёл епископ Агапит, который причастил нас. Буквально через несколько часов после этого баронесса умерла» (Анзерова А. С. Из страны Безмолвия. // Воспоминания соловецких узников. Т.9 (1923–1926). — Соловки: Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь, 2021, с. 207–209).

 

Мученическая кончина

Святитель Дионисий Великий, епископ Александрийский (†264/265; память 5 октября), писал: «Многие из братьев наших, по сильной любви, оставя заботу о своей жизни, но заботясь друг о друге, смело посещают больных, служат им постоянно, врачуют о Христе; добровольно они умерли вместе с ними, принимая на себя страдания их, как бы привлекая к себе болезнь и охотно стирая с них язвы. Многие из тех, кои так пеклись о больных и возвратили им здоровье, сами умерли… И сей род смерти по благочестию и твёрдости веры никак не ниже мученичества» (Цит. по: Жития святых, на русском языке, изложенные по руководству четьих-миней св. Димитрия Ростовского. Кн. 2 [Октябрь]. — М.: Синодальная типография, 1902, с. 136 // Репринтное изд.: М.: Православная книга, 1992).

Наталья Модестовна и почти все сёстры-каторжницы заразились тифом и заболели. Фельдман, начальница санчасти, заметила на руках и шее баронессы зловещую тифозную сыпь.

«— Баронесса, идите и ложитесь в особой палате… Разве вы не видите сами?

— К чему? Вы же знаете, что в мои годы от тифа не выздоравливают. Господь призывает меня к Себе, но два-три дня я ещё смогу служить Ему» (Ширяев Б. Н. Неугасимая лампада, с. 285).

30 марта 1926 года во время своего утреннего обхода больных Наталья Модестовна вдруг села на пол, потом легла, начался бред. В тот же день в 20 часов 30 минут она скончалась, буквально исполнив евангельскую заповедь и положив душу свою за други своя (Ин. 15:13).

Кроме Б. Н. Ширяева, о баронессе Фредерикс упоминают также другие узники СЛОНа. Созерко Мальсагов пишет: «Среди заключённых находится престарелая графиня Фредерикс. Во время войны в качестве сестры милосердия от Красного Креста эта пожилая дама исполняла великую миссию, заботясь о раненых офицерах и солдатах. А сейчас она не получает никаких посылок от Красного Креста, но чем может помогает больным и постоянно находится в полуголодном состоянии, без конца подвергаясь насмешкам и оскорблениям. Её сослали только за то, что она имела несчастье быть сестрой графа Фредерикса, министра Императорского двора при последнем царе» (Мальсагов С. А. Адский остров // Воспоминания соловецких узников. Т. 1 (1923–1927). — Соловки: Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь, 2013, с. 403).

Вторит мемуаристу другой соловецкий узник Александр Клингер: «В лагере общее внимание обращает на себя графиня Фредерикс, глубокая уже старуха. За что же она попала в Соловецкую каторгу? Единственно справедливым и отвечающим действительности „обвинением“ является следующее место в её деле: родная сестра кровожадного бюрократа графа Фредерикса, бывшего министра Николая II» (Клингер А. Соловецкая каторга // Воспоминания соловецких узников. Т. 1 (1923–1927). — Соловки: Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь, 2013, с. 103).

Также и Борис Сапир замечает вскользь: «Одна из заключённых, графиня Фредерикс, была выслана, так как её брат был министром Императорского двора при последнем царе» (Сапир Б. М. Путешествие в Северные лагеря // Воспоминания соловецких узников. Т. 1 (1923–1927). — Соловки: Спасо-Преображенский ставропигиальный мужской монастырь, 2013, с. 138).

И пусть все мемуаристы, как и Ширяев, путают Наталью Модестовну Фредерикс с однофамилицей, а графский титул с баронским, однако же они свидетельствуют о том, сколь заметной фигурой была святая исповедница в лагерной среде, как выделялась среди большого количества находившейся в лагере аристократии своим авторитетом, чёткой жизненной позицией, сформулированной ею четверть века назад: «Не надо давать себя сломать даже самым тяжёлым испытаниям» (Письмо баронессы Н. М. Федерикс В. П. Волковой. Глубокое, 21 июля 1900 г. ГАРФ. Ф. 887. Оп. 1. Д. 419. Л. 135–135 об.), — и твёрдой верой в Бога и Его промысел. Баронесса была тем человеком, который мог повести за собой, показать пример другим, а в час невыносимых страданий искать помощи и утешения в Боге. Всю свою жизнь она отдала служению Господу через служение людям.

Похоронили исповедницу на бывшем монастырском кладбище, находившемся возле церкви преподобного Онуфрия Великого. В 1930-х гг. храм и кладбище разрушили, а на их месте построили военный госпиталь. Его здание сохранилось до наших дней, сейчас там на первом этаже расположены поселковая администрация, полиция и библиотека, на втором — больница и аптека. Поэтому найти могилу святой исповедницы не представляется возможным.

 

Прославление

1 ноября 1981 года Архиерейский собор Русской Православной Церкви Заграницей прославил Наталью Модестовну Фредерикс как исповедницу в Соборе новомучеников и исповедников Российских. Спустя десять лет, 10 ноября 1991 года Прокуратура Санкт-Петербурга реабилитировала её, тем самым от имени государства признав несправедливость вынесенного когда-то обвинения и приговора.

Очень хочется надеяться, что святая исповедница Наталия Соловецкая, явившая пример верности Христу и Его Церкви, делом исполнившая слово Господне, будет прославлена в лике святых новомучеников и исповедников также на Родине. В соответствии с практикой, принятой в Русской Православной Церкви, православные христиане, несправедливо осуждённые за свою веру и скончавшиеся в заключении, причисляются к лику святых мучеников.

14 мая 2019 года состоялось торжественное открытие мемориальной доски, посвящённой святой исповеднице Наталии Соловецкой, на стене Никольского храма села Петровка Вторая Краматорского района Донецкой области — приходской церкви, к которой относится и село Знаменовка — место рождения баронессы Натальи Модестовны Фредерикс.

Память о святой исповеднице жива на её родине в селе Знаменовка, о ней помнят на Соловках, в Москве, Санкт-Петербурге, в Америке. По молитвам к ней Господь совершает чудеса и исцеления. Вот одно из документальных свидетельств.

«Я, Соколов Артём Михайлович, родился 30 сентября 1967 года, проживаю в городе Москва. В декабре 2018 года мне в госпитале Бурденко (я военный переводчик) врачом Карп В. Н. был поставлен диагноз рак ротоглотки. В институте Герцена мой диагноз подтвердили: рак ротоглотки IVB ст. ус TN3. Это была опухоль 5 см и метастаз лимфоузла. Врачом Поляковым А. П. был выбран метод моего лечения. Это три курса тяжёлой химиотерапии (по 96–100 часов) и 70 грей лучевой терапии с 7 химиотерапией.

9 января 2019 года начался мой путь к выздоровлению. Процедура химиотерапии должна была проходить с интервалом в 21 день, но, к моему сожалению, этого не происходило, так как после каждой процедуры у меня возникали очень тяжёлые побочные явления. Это было связано с передозировкой некоторых препаратов и моей личной непереносимостью аппарата для ввода химии. А также на протяжении первого этапа лечения я перенёс тяжёлую пневмонию.

Всё это время моя жена Елена и я обращались к Богу за помощью в моём излечении, а [также] к святой Матроне Московской, преподобному Иосифу Волоцкому, святой Ксении Петербургской, святому Пантелеимону и иконе «Всецарица», которую периодически привозили в здание института Герцена из Новоспасского монастыря. За год до моей болезни моей супругой в ЦГА г. Москвы (архив) были собраны документы, подтверждающие её родство с фамилией Фредерикс (её бабушка Антонина Николаевна Фредерикс). В период моей третьей химиотерапии моей жене через её подругу Ксению, которая в Интернете вела страницу Елены в поисках родственников Фредерикс, пришло письмо из Украины от отца Алексея Попова, где он рассказывает об удивительной женщине, его землячке Наталье Модестовне Фредерикс. До этого в книге Бориса Ширяева «Неугасимая лампада» Елена читала о «фрейлине трёх императриц» и знала, что эта женщина — её родня по линии матери.

Отцом Алексеем нам по Интернету была выслана икона Натальи Фредерикс в одеянии сестры милосердия. Это событие происходило в больничной палате института Герцена, и для нас было просто чудом. Мы поняли, помощь пришла! Моя жена сразу показала этот образ всем окружающим, и когда напечатала фотографии этой иконы, стала раздавать всем, кто её об этом просил. Реакция людей была практически одна и та же: они все целовали красный крест и просили помощи у Натальи. Хочу забежать вперед, что фото было подарено 150–200 штук, и врачи института Герцена были очень рады, что в этот период статистики больницы мы не испортили (никто из онкобольных не умер. — Авт.).

Когда я перешёл ко второму этапу моего лечения, а именно к лучевой терапии и химии, мне врачом Титовой О. А. было объяснено, что положенные мне 70 грей в 10 раз превышают смертельную дозу, и этот процесс может быть выполнен с неоднократными остановками из-за серьёзных ожогов ротоглотки. Но произошло поистине чудо! Я перенёс этот кошмар без одной остановки, а врач была удивлена, как быстро заживают мои раны. Я всегда носил с собой образ Натальи Модестовны и просил у неё помощь, и помощь пришла. Я здоров!

Хочется ещё объяснить, почему я не указываю имена и фамилии тех, кому помогла Наталья Модестовна. Во-первых, я их не знаю, а ещё я боюсь, что если я начну просить людей описать с ними случившееся, то они могут заподозрить нас с женой в корысти прославления её рода.

[Ещё один пример]. Подаренная моей женой икона нашему соседу Геннадию, которого врачи отправили умирать (он уже был на инвалидном кресле и не передвигался), дала врача, который поставил ему правильный диагноз, и сейчас он ведёт активный образ жизни. А наша знакомая через месяц после подаренной иконы узнала, что её 30-летняя дочь (прожившая в браке 10 лет. — Авт.), наконец-то ждёт долгожданного первенца (девочку)«.

Станем же с благоговением и любовью, с благодарностью и надеждой на помощь дивной святой — Наталии исповедницы Соловецкой — хранить молитвенную память о ней, предстоящей ныне вместе со всеми святыми пред Богом и молящейся о нас и о нашем многострадальном отечестве.

Святая исповеднице Наталие, моли Бога о нас!

Выражаем сердечную благодарность диакону Александру Васильеву (г. Киев), Василию Александровичу Астанкову (г. Москва), Ольге Александре (Ольге Николаевне) Дейнз-Волковой (г. Мейдстон, Великобритания), Людмиле Анатольевне Лупол, Светлане Александровне Поповой (с. Петровка Вторая), а также издателю Елене Анатольевне Парфёновой за неоценимую помощь в подготовке этой книги.

Основные даты жизни баронессы Натальи Модестовны Фредерикс:

8/20 июля 1864 — родилась в селе Знаменовка Бахмутского уезда Екатеринославской губернии

1876–1882 — учёба в Литейной женской гимназии 1-я пол. 1880-х гг. — одна из учредителей Крестового благотворительного общества в Санкт-Петербурге

1892 г. — оказывала помощь голодающим, открывала благотворительные столовые, раздавала еду, посещала больных

1890-е гг. — работа в Елизаветинском благотворительном обществе в Москве (составление отчётов)

1914–1917 гг. — сестра милосердия сперва в Троицкой общине сестёр милосердия, потом в Царскосельском лазарете и позже на фронте в составе 4-й армии в питательном поезде имени великой княгини Елизаветы Федоровны

1919–1922 гг. — работа библиотекарем в Педагогическом институте дошкольного образования в Санкт-Петербурге

Июнь 1919 г. — февраль 1920 г. — задержана в качестве заложницы, находилась в Московском лагере

1919–1924 гг. — член «двадцатки» санкт-петербургского Сергиевского собора, занималась продажей просфор

1920–1924 гг. — член Спасского православного братства

3 февраля 1924 г. — арест. Осуждена по ст. 67, 69, 73 УК РСФСР на два года лишения свободы. Сослана в Соловецкий лагерь особого назначения

1924–1926 гг. в Соловецком лагере: работа на кирпичном заводе, гувернанткой у детей начальника лагеря, уборщица в женском бараке

Зима-весна 1926 г. — работа медицинской сестрой в санитарной части Соловецкого лагеря во время эпидемии сыпного тифа

30 марта 1926 г. — скончалась от сыпного тифа

1 ноября 1981 г. — Архиерейским собором Русской Православной Церкви Заграницей прославлена как исповедница в Соборе новомучеников и исповедников Российских

14 мая 2019 г. — на стене Никольского храма с. Петровка Вторая Краматорского р-на Донецкой обл. открыта мемориальная доска в честь святой исповедницы Наталии Соловецкой (баронессы Н.М. Фредерикс)

Использованные материалы:

Алфавитный указатель жителей Петрограда на 1917 год.

Булавинцева Е. Святая Наталия Соловецкая (Фредерикс). — Ялтинские вести № 27 (383), 23 июля 2022 г.

Волков-Муромцев Н. В. Юность; От Вязьмы до Феодосии. — Париж: YMCA-Press, 1983.

Заклеймённые властью. Анкеты, письма, заявления политзаключённых в Московский Политический Красный Крест и Помощь политзаключённым, во ВЦИК, ВЧК-ОГПУ-НКВД (по категориям репрессированных). Дворяне: книга памяти). Фредерикс Наталья Модестовна.

Заруба В. Н. Дворяне Екатеринославской губернии. — Днипро: Лира, 2016.

Розанов М. Соловецкий концлагерь в монастыре. 1922–1939: Факты — Домыслы — «Параши»: Обзор воспоминаний соловчан соловчанами. В 2 кн. и 8 ч. — США: Изд. автора, 1979. Книга 2, часть 4, глава 7 «Их ещё не забыли», раздел 6 «Фрейлина среди падших».

Санкт-Петербургский мартиролог духовенства и мирян.

Русская Православная Церковь. Духовенство и миряне. Ф. Монахиня Наталия (Фредерикс Наталья Модестовна), 1864 — 30.03.1926.

Список новомучеников и исповедников Российских (утверждён Архиерейским Собором Русской Православной Церкви Заграницей в 1981 г.).

Фредерикс Наталия Модестовна (1864) // БД «Жертвы политического террора в СССР». Архив НИЦ «Мемориал» (Санкт-Петербург).

From a Russian Diary. 1917–1920. By an Englishwoman [Mrs. Tidsuell.]. London: John Murray, Albemarle Street, W. — 1921. — xxi+266 p.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Читайте также:

Фрейлина-исповедница: житие Натальи Модестовны Фредерикс. Часть 1. Жизнь до революции: от благотворительницы к сестре милосердия

Фрейлина-исповедница: житие Натальи Модестовны Фредерикс. Часть 2. Жизнь во время революции: от служения ближним к исповедничеству