Митрополит Митрофан: В храм приходят молиться Богу, а не заниматься политикой (видео)
— Владыка, с чего начинался конфликт вокруг храма?
— Есть такой бизнесмен, Шапран Юрий Владимирович. И он обратился ко мне, когда ещё никакой войны не было. Сказал: «Владыка, когда-то моя жизнь была связана с Афганистаном. Хочу построить храм в память о погибших воинах-афганцах. 15 февраля — это день вывода войск из Афганистана, и это совпадает с Праздником Сретения Господня. Давайте назовём храм этим именем?»
Но так как это был такой «интересный» бизнесмен, и у него не всегда складывались хорошие отношения с городскими властями и с администрацией, то ему никто не шёл навстречу и не давал землю. Тем более что землю он просил в хорошем месте — почти в центре города. И вот он обратился ко мне за помощью.
Я благословил зарегистрировать там общину. Мы с благочинным помогли с выделением земельного участка. Мы для Церкви это делали, а не для какого-то конкретного человека, просто наши интересы здесь полностью совпадали. Благодаря моему ходатайству был выделен участок земли, и сам бизнесмен может об этом рассказать. Пусть ответит на вопрос: дали бы ему землю, если бы мы об этом не просили? Какие у него были отношения тогда с городской властью?
— Он называл себя православным?
— Да, тогда объявлял себя православным человеком. Его мама и до сегодняшнего дня прихожанка православного храма УПЦ. Какие тогда у нас могли возникнуть сомнения? Начали строить храм, и этот человек делал всё, чтобы строительство продвигалось нормально. Я был очень доволен: никаких к нему не было претензий. Бога благодарил, что есть такой добрый человек. Но началась война и, по-моему, у него там какие-то проблемы с бизнесом возникли. Потому что одно время Константиновка находилась на территории ДНР, да у него и в Донецке какой-то бизнес есть. Я во все эти дела не вмешивался и не вникал — я не бизнесмен. Но, видимо, на каком-то этапе храм стал условием для того, чтобы этот человек и дальше мог продолжать вести свой бизнес, потому что он как-то вдруг очень резко стал прихожанином «Киевского патриархата».
— Вы пытались у него выяснить подробности?
— У меня был с ним телефонный разговор, и я прямо задал вопрос: «Скажите, вас кто-то обидел? Или кто-то дал повод?» Как можно было так резко сменить конфессиональную принадлежность? Ведь не было никаких бесед или разговоров на эту тему. Не было ни взаимных претензий, ни конфликтов — ничего такого, что могло бы послужить толчком, причиной такой смены настроений. «Может быть, я о чем-то не знаю, так расскажите мне» — попросил его. Он ответил: «Нет, ничего такого нет, но вот ваши попы, Московский патриархат…» Я его спросил: «А вот можно в этом месте поподробнее? Конкретно: кто, где когда? Что именно сделал?»
Когда начинают говорить так, в общем, что «ваши священники террористов благословляют, на блокпостах стоят, им помогают, имеют с ними какие-то общие дела», у меня всегда один вопрос к утверждающим такое: а можно конкретно и с именами? Какой священник? Из какого прихода? Где, кого конкретно, в каком месте благословил? У нас ведь есть прокуратура, СБУ, полиция… На кого конкретно заведено уголовное дело? А то сплетен полно, разговоров хватает, и я понимаю, что там, где остро, где болит, там много спекуляций, инсинуаций. Много всего того, что можно назвать словом «домыслы», поэтому всегда интересуюсь конкретикой, чтобы я сам хотя бы понимал, как оно происходит.
Ответа на этот вопрос нет, поэтому и разговор наш дальше был «ни о чем». Понимаете, когда человеку нечего скрывать, когда у него открыты сердце и душа, когда ему нечего бояться, то он спокойно говорит о причинах: что вот эти вот конкретные вещи для меня являются препятствием. В конце беседы он сказал, что будет настаивать, чтобы община поменяла юрисдикцию. Я ответил, что это невозможно, потому что мы живём в правовом государстве. Земля принадлежит нам, имущество нам принадлежит, устав нами зарегистрирован.
Я ему сказал, что «да, вы благотворитель и спонсор, но у нас многие храмы строятся на основе благотворительных пожертвований со стороны разных спонсоров. И невозможно себе представить ситуацию, когда каждый из них вдруг решит поменять конфессиональную принадлежность и заявит, что теперь и храм ему принадлежит как частная собственность». Я ему объяснил, что между нами есть договорённость, что у него есть обязательства, и он так не может поступить. Но, наверное, интересы бизнеса для него оказались выше. Пусть он теперь со своей совестью об этом разговаривает.
— И как складывается ситуация на сегодняшний день?
— Мы инициировали судебное разбирательство, и суды мы все выигрываем один за другим. Они об этом знают, у них аргументов нет. А наши — железные, потому что нам ничего не надо выдумывать и ни от кого не надо прятаться. Начиная от разрешения на строительство, выделения земельного участка, регистрации общины — всё это принадлежит нам. Община там была православная, пока её не выгнали представители «Киевского патриархата». Сегодня там привезённые люди: военные, которые охраняют этот объект, и люди, которых привозят на автобусах для совершения «богослужений», человек 20-30.
В основном, эту полемику ведут те люди, для которых Церковь не является чем-то важным, и она не стоит на первом месте в жизни. Они очень боялись, что мы будем пытаться силой отбирать этот храм, что будем устраивать какие-то акции протеста. Большинство ведь на нашей стороне, и мы можем всё это сделать: люди нас поддержат. Просто я не думаю, что сегодня в зоне конфликта это было бы правильным. Там, где льётся кровь и столько страданий и оружия, не следует провоцировать ещё и такой конфликт вокруг храма.
— И вы намерены не сдаваться?
— Мы не хотим оказаться в ситуации, когда любой, только потому, что ему так захотелось, пришёл бы, забрал, выгнал людей и заявил, что «это моя община!» Поэтому, естественно, мы будем продолжать участвовать в судебном процессе. Украина — правовое государство? Вот пусть ответят на вопрос: кому по закону принадлежит это здание. Где молиться, у нас есть. И ответ на вопрос, на чьей стороне правда, можно получить, придя в воскресный день туда и в наш храм. При этом наши храмы никто не охраняет: ни милиция, ни вооруженные люди. Никаких конфликтов вокруг нет. А себя они сами охраняют и сами себя боятся.
Мне их жаль. Ведь на самом деле в Церковь люди приходят не для того, чтобы заниматься политикой. Для этого можно куда угодно пойти: на любой митинг, любой телеканал, в любую газету. В храм люди приходят молиться Богу. А если в храм приходят заниматься политикой, то таких мне жаль: они не получают то, что могли бы получить. Я сожалею, что сегодня они сами себя обманывают, ведь это тоже люди, и наша пастырская задача состоит в том, чтобы эти люди пришли к Богу, а не ушли от Него.
Нужно и к ним относиться с любовью и не считать их своими врагами. И не накручивать ситуацию таким образом, чтобы мы в результате воздействия какой-то внешней силы доказали, что мы правы. Зачем нам это? Господь сказал в Гефсиманском саду: «Неужели вы не понимаете, что если я захочу, Отец Небесный даст мне легион ангелов, чтобы меня защитить?» И если Господь попустил нам эту борьбу, то сделал это для того, чтобы мы что-то увидели и осознали. Мы будем продолжать, и унывать не собираемся. Знаем, что закон и правда на нашей стороне. Не боимся никаких внешних обстоятельств. А вот им почему-то страшно, и они тянут время. Я думаю, что им гораздо сложнее, и я им сочувствую.
