Виталий Ивашнёв

Не детская война: воспоминания ветерана о детях-партизанах и Победе

8 сентября — день освобождения Донбасса от немецко-фашистских захватчиков. О том, как дети не дали фашистским поездам идти на Донбасс, о героических подвигах и буднях партизанского отряда рассказывает его командир, ветеран Великой Отечественной войны, старшина Виталий Васильевич Ивашнёв.

 

Счастливое будущее

Я родился в деревне Вельжичи Мглинского района Брянской области. По обе стороны была смоленская железная дорога. До войны мы ходили в школу, семь километров через лес. В июле 1941 года получили аттестат зрелости — радости предела не было.

Нас было напополам мальчиков и девочек. Мы пошли в лес, девчата разостлали платки, выложили свои тормозки, и начали мы веселье. Аттестат зрелости, счастливое будущее… Делились, кто кем хотел стать — лётчиком, танкистом, трактористом, машины водить, паровозы. Отпраздновали и пошли домой. Радостно было, даже в шутку целовались в первый раз, такой у нас был душевный подъём.

В каждом доме было радио. Мы пришли домой — по репродуктору выступал Молотов. На следующий день началась мобилизация. Отец мой был 1894 года рождения. Он пошёл первым призывом.

Через нашу деревню двигались войска. Мы думали, разбить немцев — делать нечего.

 

Не успели оглянуться — фашисты

Пришёл август, оккупировали нашу территорию. Двинулись немецкие войска: пехота, танки. Тогда ещё более-менее не трогали население. Так, кур заберут, продукты…

Когда в деревню пришли вражеские войска, появились предатели. Полицаи, старосты, бургомистры. Стали забирать людей в Германию, расстреливать, вешать, угрожать. Это было везде.

Наша деревня была красивая, богатая. Все способные носить оружие ушли в армию. Остались старики, женщины и дети. Их начали угонять в Германию. 4 ноября убили моего дядю. Повесили его жену. Они были члены партии, коммунисты, оставленные для организации подпольной работы. Кузнец Иван Мелехов предал моего дядю. Тот не выдал никого. Тётю повесили на площади возле школы.

За две недели ноября мы потеряли троих девочек. Папа одной был членом сельского правления. Другая сказала что-то на предателя. А Женю Король не помню, за что… Мне сказали старшие товарищи: «Уходи, тебе здесь оставаться нельзя».

 

Нас осталось 25 детей, мы все ушли в лес

Ночью мы, дети, собрались за огородами. Я сказал так: «Кто хочет быть там, где Женя Король, может оставаться. А остальные — идём в лес». Проголосовали единодушно. Я велел: «Сегодня у кого что есть дома, оружие, несите сюда». У нас было семь ружей. Была коробка патронов, винчестер. На вторую ночь мы отправились в лес. В деревне детей нас было 28. Троих потеряли, осталось 25. Все ушли.

В лесу нашли дом. Три большие комнаты. Его построили рабочие, рубившие лес. Там были котлы, нары. Мы там расположились. Что делать — не знали, все только со школьной скамьи. Мне было 14 лет.

Всё, что взяли с собой съестного, мы съели. Сразу организовали совет. Разделили всех по группам — кто будет ходить в деревню. Выбрали наиболее крепких девчат. В лес можно было уходить только младшим, и то осторожно, чтобы никто не видел. Самые маленькие дети не были под подозрением у полицаев.

Девчата должны были заготовить продукты, соорудить постели — на досках спать не будешь. Взять, у кого что есть дома, а если нет — попросить у соседей. Нужны были миски, ложки, чугунок. В течение трёх дней всё это мы обеспечили. Так мы прожили декабрь.

 

Стать настоящими людьми

Зима была очень серьёзная. У нас была выделена особая группа — шесть человек, у которых было оружие. День и ночь караулили, чтобы никто нас не побеспокоил. Появились повара, медсёстры. Получив аттестаты, мы готовились стать настоящими людьми — лётчиками, врачами, танкистами. Каждый нашёл себе занятие по душе.

Мы были единой семьёй. Никто никакими подлыми делами не занимался. Думали, что нам делать дальше. Ночами ходили в деревню, от родных и близких узнавали, что там происходит. А там люди уходили в лес. Одна женщина подожгла немцев в доме, где они стояли. Закрыла ставни, повесила на дверь замок, облила керосином и подожгла. С грудным ребёнком она ушла в лес. Что её там ждало?

Люди бросали жильё, чтобы остаться в живых. 7 января, на Рождество, к нам пришли три человека взрослых. Вскоре появилось человек тридцать. Так был организован партизанский отряд. Командовал им Михаил Михайлович Конященко, председатель райисполкома. Все мы жили в одном доме.

 

Дети-партизаны

Нас, детей, разобрали взрослые — кто три человека взял, кто четыре. Начали учить военному делу. Учили стрелять, рассказывали, что мы должны делать, что добывать. Записывать не разрешали ничего. Тогда память была хорошая.

Мы должны были иметь в деревне своих ребят — два-три человека. Друг друга они не знали, ведь если одного возьмут — тогда все пропали. Нам нужна была связь. У нас не было ни радио, ни телефона. Нужна была связь со станцией — узнавать, когда идут поезда, сколько их. В течение одной недели мы получили связь.

Я отправился в деревню, где находилась моя школа. Там меня знали многие, и я знал многих. Выбранные мною товарищи друг друга не знали. Они должны были ходить в соседнюю деревню, находить там наших и передавать им сообщения, и так далее, до железной дороги. Была живая цепочка, живое радио. В течение одной недели мы получили расписание поездов. И начали лететь фашистские поезда под откос.

У нас закончилась взрывчатка. Было дано задание: кто где видел неразорвавшиеся снаряды, доставить их в лес. Этим занимались подростки. В деревне заготавливали, вскрывали, а потом переправляли в лес. В первые разы подрывались. Потом один пчеловод сказал: «Давайте бочки. Ставьте в них снаряды, перерезайте напополам и заливайте водой». Головка снаряда оставалась открытой. И так доставляли. Дальше взрослые — техники — вынимали взрывчатку, закладывали в ящики. Наше, детей, дело было достать побольше снарядов.

Мы стали народными мстителями. Самые маленькие из нас клеили на спины полицаям листовки, чтобы люди знали о нас. Наша деревня опустела. Остались только те, кто не мог идти в лес. Отряды росли. Увеличивалась наша мощь. Фашисты почувствовали наше присутствие.

 

Чтобы ни одна птица не пролетела

К концу января в нашей молодёжной группе было около сорока человек. Люди уходили из сёл. За соседней деревней, в тридцати километрах, было уже Полесье. Но пройти туда нам было нельзя — стояли немцы. Значит, надо было её уничтожить. Как? У нас были родственники в этой деревне. Там стоял штаб немецкой полиции, был установлен пулемёт — фашисты уже так обнаглели.

Наш отряд стал пробиваться к этой деревне. На пути к ней стояло село Дряговка, где-то километрах в шести. Уничтожили телефонный кабель. Немцы ездили на мотоциклах позвонить туда. Партизаны уничтожили эту деревню полностью с полицаями, пробили дорогу на Жудилово.

Уже под март против нас организовали блокаду. Но для нас это было не очень страшно — мы меняли местность. А когда уже фашисты посылали танки, артиллерию, мы меняли районы. Нас было много.

Сейчас рассказываю, а мне кажется, что я в лагере в лесу и слышу, как лес шумит… Мы не принимали присягу, но давали клятву перед товарищами: «Клянусь не жалея сил и времени мстить врагу». Клятву Родине давали.

Пришёл 1943 год. Получили приказ: чтобы ни одна птица не пролетела. Орловско-Курская дуга. Рогнединский, Навлинский, Клетнянский объединённые отряды, тысячи людей вышли и всё снесли. Где железные дороги, полицаи были, где заставы были, где склады были — всё полетело в воздух. Взорвали склад боеприпасов, спалили нефтебазу, где фашисты заправлялись. Ветка железной дороги на Гоблино, Смоленск, центральная станция — уничтожены. От Гоблино до Брянска подорвали дорогу и всё, что было на ней. После нашей работы фашисты уже ничего не могли делать. Прекратилось движение поездов и на Донбасс. Радость была…

 

Танки идут — а перед ними падают деревья

Было Дубровское шоссе, оно вело на аэродром. Эту дорогу строила ещё Екатерина II. Через болота проложила её из камня. Взорвать её было невозможно. По ней должна была пройти пятнадцатикилометровая колонна немцев — чешские «шкоды», которые везли боеприпасы. Была поставлена задача: ни одна машина не должна проехать.

Вдоль шоссе попеременно росли берёзы и липы. Стограммовую взрывчатку мы вдвоём с товарищем привязали к их стволам так, чтобы деревья упали в сторону дороги. За каждым деревом стоял партизан с пулемётом или автоматом. Когда танки пошли, деревья сразу повалились. В течение пяти минут завалили сто метров шоссе. Танки идут — а перед ними падают деревья. И так же позади — уже назад не полезут. Толстые поваленные брёвна были как противотанковые ежи. А справа и слева — топкие болота.

На кукурузниках прилетели девочки в кожаных шапках. Колёсами задевают сосны. Сперва девять самолётов, потом больше. И как картошку стали сыпать на танки бомбы. Одна партия кукурузников ушла — вторая пошла. Кто выскакивал из танков, попадал под пулемётный огонь. За это наш отряд получил благодарность от командования. Сколько надо полков, чтобы уничтожить пятнадцатикилометровую колонну? Много нас очень было. И работы было много.

 

Никто патронов не жалел

В августе 1943 года я пахал землю в своей деревне. Сеяли картофель. Мы, партизаны, 23 августа полностью освободили наш район. Три объединённых отряда — около тридцати тысяч человек. У нас не было ни фронта, ни тыла.

Удивительно, среди такой разрухи нам привозили валенки, шубы. Помогали из-за линии фронта. Самолёты садились, как грачи, в лесу. Доставляли оружие. Никто патронов не жалел. А начинали мы с охотничьего ружья.

Сперва в деревни не пускали никого — были заминированы дороги. Потом я пришёл в родное село. Всё было сожжено — одни печные трубы торчали и деревья обугленные. В деревне не осталось ни кота, ни собаки. Если кто-то закопал свой скарб в землю, отрыл его. Остальные разбирали пожарища. Нашли кое-какой инструмент, начали строить времянки — август закончился, скоро придёт зима. Кто обосновался в подвалах, кто землянки строил, кто траншеи накрывал и в них жил. Так мы встретили зиму 1944 года.

В конце ноября 1943 года в деревне появились гости — бывшие старосты, полицаи и разрозненные немецкие части. Военкомат вызвал нас, партизан, и дал задание уничтожить вражеские батальоны. Мы получили оружие — пулемёты, пушки «сорокапятки». К концу декабря организовали боевую группу, сделали засады.

В начале января, когда пошёл снежок, стало видно, где проходят вражеские группы. Главная наша группа разместилась напротив леса, две по бокам и одна перед деревней, где-то около ста вооружённых людей: первая пропускает, вторые перекрывают, а мы добиваем. В плен не брали никого. До марта 1944 года проходила «чистка» леса.

Затем мы ушли в лес. Там встретились с белорусами. Вместе очистили район. Армия наступала активно, из леса немцам деваться было некуда, и в лесах их было полно. Мы соединились с белорусами и пошли дальше. Я был командиром группы, под моим началом было около шестисот человек — белорусы и наши ребята, брянские.

Вышли к какой-то железнодорожной станции и там встретились с нашими военными — на фронт отправлялся эшелон солдат. Нам предложили присоединиться к ним. А у нас не было ни жилья, ни продуктов, и мы согласились. В первый раз в походной кухне нас накормили хорошо. Мы поступили в 279-й гвардейский стрелковый полк 91-й дивизии. Происходило это на территории Белоруссии. В июне 1944 года она уже была очищена от немцев. Был третий Белорусский фронт. На тот момент мне исполнилось 17 лет.

 

Радости не было предела

Мы дошли до Прибалтики, порт Пиллау. Там были до апреля 1945 года. 15 апреля нас переодели в единую форму. До этого наш полк был «разношерстным» — каждый в своей одежде. Всем выдали американские красные ботинки. Почему красные — не знаю. Я получил шинель. Командирам дали фуражки, солдатам пилотки.

В один из дней подняли нас по тревоге, мы долго шли лесом и пришли на станцию. Посадили нас в вагоны и повезли. Нужно было прибыть в указанное место и ждать пополнения. Едем, и говорят: «Станция „Унеча“». Так это же моя станция! Гляжу — по-прежнему горелые дома, трубы… Победу мы встретили в 130 километрах от Москвы, на станции «Воротынск». Четверо суток стояли, праздновали победу. Сходили на базар. Радости не было предела у всех.

За всё время войны я, как командир отряда, не потерял убитыми ни одного человека. Войну я окончил командиром роты. После Победы нас направили в Монголию, воевать с японцами. Япония была союзником Германии в этой войне, она капитулировала позже. 1200 километров шли по пустыне. Температура +50 градусов. Воды фляжка от привала до привала. Дошли до границы с Манчжурией. У меня есть награда за преодоление пустыни.

На рассвете поднялись, перешли границу. Было 9 августа 1945 года. Граница была чиста — заблаговременно японские заставы были уничтожены. Узкая горная дорога, с одной стороны скала, с другой обрыв. Там я получил ранение. Неделю лежал без памяти. Шла война недолго — считается, что 3 сентября конец, но воевали ещё до октября. Японцев мы победили.

 

Моя половинка

Вернулся я в Брянскую область, прибыл в родную деревню, а там уже построили дома, ветряк качает воду, машинно-тракторная станция. Я сразу вышел на работу. Был механиком машинно-тракторного парка. У нас было 120 комбайнов, 450 тракторов. Обслуживали десять колхозов. Развивалось село, стали строить уже не хаты, а дома, цинком крыть крыши.

Отец вернулся с фронта в октябре 1945 года. Он дошёл до Берлина. Был контужен, был ранен. Имел награды. Он умер в 1957 году.

В родной деревне я встретил свою половинку. Выхожу из сельсовета — на скамейке сидят учительницы, и среди них девушка. Она была агрономом в одном из соседних колхозов. Я пригласил её гулять. Зима была сильная, злая. Снег серебристый, лунно, хоть иголки подбирай. С нами был мой друг. Он, как и я, играл на баяне. Я говорю ему: сыграй «Варшавянку», наш походный гимн, и он сыграл. Было около 11 вечера. Нам с ней исполнилось ровно по 30 лет — она родилась 7 января, а я 12 февраля. Звали её Татьяна Ефремовна.

Потом я её проводил, мы с ней сели друг напротив друга. И я говорю: «Татьяна Ефремовна, я Вам дарю руку и сердце». Мы просидели до половины четвёртого утра, всё обговаривали, как и что будет. Уходя, я ей сказал: «Будешь идти на работу, возьми паспорт. Я еду в район, к обеду вернусь. Увидишь машину — значит, я приехал». Зашёл к себе домой и говорю отцу: «Я привезу сегодня девушку, она будет моя жена».

В тот же день мы расписались. Пришли в сельский совет. Там сидит председатель Пётр Михайлович, в лесу вместе были. Я говорю: «Ну что, Пётр Михайлович, давай, расписывай нас». Он: «А может, подумаете?» Я: «А мы всю ночь думали». В селе обо мне говорили, что я никогда не женюсь. Но я просто не находил своей половинки, и вот нашёл её.

Свадьбы у нас не было — отец поехал на заимку в лес, а оттуда его привезли мёртвого. Говорят, два раза рубанул по берёзке, и сердце стало. С Татьяной Ефремовной прожили мы вместе всю жизнь, 45 лет. Воспитали сына, которого назвали в честь моего отца Василием, и двоих внуков.

 

Ценить мир

В 1957 году из колхоза сделали совхоз — наступили хрущёвские реформы. Наш колхоз развалился. Отобрали землю. У меня был надел земли, я уже начал строиться. Всё отняли. И люди ушли. На Донбассе жил брат моего отца, он позвал меня работать на шахту. Так я оказался в Горловке.

Жена моя захотела работать по специальности, агрономом, и мы стали жить в Озеряновке, горловском посёлке. Это был 1958 год. Тогда здесь было 3100 гектаров садов. Я стал главным энергетиком совхоза и проработал здесь, в Озеряновке, до 2002 года. Мечтаю вновь вернуться на малую родину, в Брянскую область, побывать в родных местах, где прошло моё детство и где я воевал.

В 2014 году сюда, в Озеряновку, пришла война. Снаряд попал в столб напротив моего дома, выбило окна, побило крышу. Зимой 2014 года я кутался в одеяла, закрывал окна плёнкой. Всё время войны я оставался здесь. Потом пришли из исполкома, осмотрели повреждения, обещали что-то сделать, да так ничего и не сделали. Всё восстанавливал своими силами в мои 87 лет.

Я прошёл всю Великую Отечественную войну от начала и до конца, чтобы на нашей земле наступил мир. Жаль, что нынешнее поколение не умеет ценить мир, который мы для них отвоевали.

Беседовала Мария Цырлина